Жаркое лето в заснеженной Африке: почему мятеж Пригожина стал возможен, чем кончился и что показал?

Затяжная война, мятеж и революция

В начале XX века наблюдается высокая концентрация вооруженных мятежей. В ходе волны забастовок и массовых выступлений, известных как русская революция 1905 года, произошла целая серия матросских восстаний (самое знаменитое, но далеко не единственное — на броненосце «Князь Потемкин-Таврический»). Они разворачивались на фоне Русско-японской войны, в которой Россия терпела унизительное поражение, но не имели какого-то стратегического значения, а были лишь демонстрацией того, что политический кризис захватил военную сферу.

Следующая волна военных мятежей имела общеевропейский характер и была прямо связана с изнурительным кровопролитием Первой мировой войны, в которой ни одна из сторон не могла добиться решительного успеха. Весной 1917 года, после неудачного наступления на позиции германской армии, эпидемия бунтов охватила французские части: солдаты отказывались наступать. В начале 1918-го волна мятежей, начавшаяся с Которского восстания, прокатилась уже по Австро-Венгрии; основным мотивом там также было нежелание воевать, вылившееся и в массовое бегство с фронта. В итоге, в ноябре Австро-Венгрия вынуждена была подписать перемирие с Антантой и перестала существовать как единое государство. Наконец, в октябре 1918 года в немецком Вильгельмсхавене начался бунт моряков, а когда арестованные мятежники были доставлены в Киль, там началось восстание с целью их освобождения, в считанные дни переродившееся в общегерманскую революцию, приведшую к падению монархии.

В России в 1917 году ситуация разворачивалась противоположным образом. Положение фронта было относительно стабильным, а нестабильность была сосредоточена в столице — Петрограде, где царило политическое напряжение, усиленное хлебным кризисом. Без военного мятежа и здесь не обошлось, но он состоял в том, что расквартированные в столице полки, призванные в случае нужды встать на охрану порядка, массово переходили на сторону протестующих, предопределив победу петроградского восстания — Февральской революции, передавшей верховную власть Временному правительству. Фронтовые подразделения, считавшиеся надежными, предполагалось как раз послать к столице для усмирения бунта.

Генеральский мятеж и Гражданская война

Буквально единичные теоретические работы о военных мятежах классифицируют их по следующим основаниям. Первый тип — это бунт солдат против своих «принципалов» — военного командования. Примеры этого типа мы видели выше. Мятеж начинается с того, что солдаты (матросы) отказываются выполнять приказ. Такой бунт обычно заканчивается провалом, но, даже провалившись, может оказаться предвестником или «запалом» широкой народной революции.

Второй тип — это восстание армейского руководства против своих принципалов — гражданских властей. Такое восстание имеет обычно форму переворота, в результате которого к власти приходит хунта или ее лидер. Но иногда такой мятеж начинается не в столице, а на окраине, а его лидерами становятся формальные или неформальные лидеры армейской корпорации (генералы). Тогда он принимает форму вооруженного похода на столицу с целью «наведения порядка». Такой характер носил знаменитый Корниловский мятеж. 

После Февральской революции в Петрограде воцарилось двоевластие — Временного правительства и Петроградского совета, возглавляемого революционными радикалами. Слабость центральной власти оказывала дезорганизующее влияние на всю страну и на фронт, что предопределило провал июньского наступления российской армии. В этой ситуации главнокомандующий Корнилов предпринимает в августе 1917 года поход на Петроград, призванный покончить с двоевластием и установить в столице «твердый порядок», что позволило бы, в частности, стабилизировать фронт.

Мятеж потерпел неудачу в результате неготовности его лидеров начать масштабное кровопролитие, когда они обнаружили, что рабочие и восставшие ранее воинские части организовали оборону Петрограда. В октябре уже Петроградский совет, в котором возобладали радикалы-большевики, организует путч для свержения Временного правительства, что становится началом кровопролитной Гражданской войны, длившейся более четырех лет и закончившейся победой большевиков.

Если мятежи первого типа представляли собой восстания «снизу», сливавшиеся иногда с революционным левым движением, то двигателем второго типа мятежей является генералитет, выходящий из подчинения центрального правительства и обвиняющий его в неспособности обеспечить стабильность тыла и в потворстве левым радикалам (коммунистам). 

Знаменитый «поход на Рим» сторонников Муссолини имеет сходство с этим типом мятежей в том, что следовал тому же движению с периферии в столицу и ставил своей целью установление твердой власти, противостоящей левым радикалам. Однако основную роль в нем играли не регулярные части, а парамилитарные образования (впрочем, ЧВК «Вагнер» также является доукомплектованным до уровня элитных частей парамилитарным образованием). В большей степени соответствует типу консервативного военного мятежа путч военных 17–18 июля 1936 года в Испании. Мятеж против республиканского правительства подняли военные генералы на окраинах страны, однако он натолкнулся на организованное сопротивление сторонников республики. Под контролем военных оказалась лишь треть страны, что, как и в России, положило начало гражданской войне, длившейся два с половиной года, но кончившейся победой консервативных националистических сил, возглавляемых военными.

Таким образом, военные мятежи играли важную роль в крушении старого монархического порядка в Европе в первой трети XX века. Мятежи «снизу» имели своей причиной затяжную войну и нередко становились этапом развития революции. Мятежи «сверху», организованные военным командованием, носили контрреволюционный характер. Но в обоих случаях они являлись проявлением глубокого политического раскола общества («левые» и «правые»), его радикализации и вовлечения военных в это противостояние.

Оба эти типа имеют довольно отдаленное отношение к пригожинскому бунту. Хотя Россия ведет затяжную войну, мятеж не был вызван усталостью от войны и нежеланием ее продолжать. Мотив похода на столицу, где засели виновники военных неудач, для наведения порядка широко пропагандировался Пригожиным накануне мятежа. Однако этот мятеж не был следствием вызревавшего в течение длительного времени политического раскола. Пригожин не Корнилов, и, вероятно, ошибались те, кто воспринял выступление вагнеровцев как — даже в отдаленной перспективе — восстание против власти и режима Путина.

Африканский мятеж и «тактическая коммуникация»

Представление о той роли, которую играли военные мятежи в периоде после Второй мировой войны, дает новейшая база данных всех переворотов и их попыток с 1945 по 2022 год. Всего база данных фиксирует 982 события такого рода, из них 591 — попытки смены власти, в которых участвовали военные (60%). Однако в категории «Восстание» (Rebels — «перевороты, инициированные организованными военизированными группами, порвавшими с действующей властью и активно противостоящими правительственным войскам») насчитывается всего 62 события. 

Таким образом, в целом военные мятежи составляют лишь 6% всех попыток смены власти. Успешными из них считаются 39, то есть чуть менее двух третей; причем успех подразумевает смещение действующей власти, но не обязательно установление собственно власти военных. При этом почти половина всех случаев (29) приходится на Африку. И это не удивительно: военный мятеж — признак слабого государства. Кстати, из оставшихся 33 мятежей пять приходятся на республики бывшего СССР 1990-х годов (по одному в Грузии и Азербайджане и три в Таджикистане), четыре — на Афганистан, по три — на Коста-Рику и Парагвай. Повторяемость мятежей — одна из их особенностей: из 34 стран, в которых они были зафиксированы, на 15 стран, в которых было более одного мятежа, приходится 43, то есть более 70% всех мятежей.

Частота африканских мятежей привлекла внимание исследователей. Самый известный из них, политолог Магги Дуайер, автор посвященной этому феномену книги, объясняет в статье «Тактическая коммуникация: мятеж как диалог», что, вопреки представлению о хаотическом характере африканских военных мятежей, большинство из них подчинены четкой логике и не направлены на захват власти. Как правило, речь идет о недовольстве солдат и младших офицеров своим положением (жалованием, условиями службы, местом в армии или системе власти). Мятеж является способом заявить политическому руководству об этом недовольстве, вступить с ним в коммуникацию через головы высших командиров, коррупцией в среде которых мятежники и объясняют несправедливое отношение к себе. Для понимания природы такого мятежа, пишет Дуайер, важно отметить, что, хотя угроза насилия является неотъемлемой частью мятежа, мятежники стремятся избежать его и избегают в более чем половине случаев.

Действительно, непосредственным поводом для пригожинского мятежа стало, как известно, требование министра обороны Шойгу к ЧВК «Вагнер» подписать контракт с Министерством обороны, что лишало вагнеровцев автономии и исключительного, привилегированного положения. Мятеж был прежде всего демонстрацией несогласия с этим решением. Несогласия, которое необходимо было через голову нового непосредственного начальства (Министерства обороны, обвиняемого в некомпетентности и коррупции) адресовать высшему политическому руководству.

Это сравнение вполне объясняет и внезапное окончание пригожинского мятежа. Его африканский паттерн предполагал не боевые действия, но лишь демонстрацию угрозы. Как известно, агитируя вагнеровцев, Пригожин призывал их присоединиться к «автопробегу до Москвы». Колонна вагнеровцев атаковала воздушные цели, способные уничтожить ее с воздуха, но в их логике это была защита «автопробега». Когда же колонна стала приближаться к Московской области, где были заминированы мосты и собраны какие-то кордонные силы, а Путин так не вышел на переговоры, «автопробег» потерял смысл. Атаковать регулярные войска, пусть даже и достаточно слабые, означало перейти к другому сценарию, который, скорее всего, даже не предполагался.

Такое объяснение пригожинского мятежа выглядит тем убедительнее, если вспомнить, что основной сферой деятельности Пригожина в последние годы была как раз Африка, а основной базой там — Центрально-Африканская Республика. Согласно упомянутой базе данных, ЦАР (наряду с Афганистаном) является чемпионом по военным мятежам: четыре кейса с 2001 года, историю которых Пригожин, скорее всего, узнал от непосредственных участников событий.

Непреднамеренные последствия африканского сценария

Хотя сценарий африканского мятежа не предполагает далеко идущих планов по захвату власти или смене режима, а имеет в виду ограниченные цели, эти мятежи, однако, нередко влекут за собой глубокие непреднамеренные последствия, признают их исследователи («Мятеж с непреднамеренными последствиями» — название одной из глав книги Дуайер). Авторы еще одной работы, посвященной африканским военным бунтам, пишут: хотя мятежи редко перерастают в переворот, то есть ведут к смене власти, они тем не менее указывают на повышенную вероятность переворота в будущем. И логика этого процесса понятна. Военный мятеж сигнализирует о наличии проблем в треугольнике «военные подразделения — высшее военное командование — политическое руководство». Мятеж — это сигнал конфликта между военными и верхними уровнями управления, в то время как попытка переворота — это конфликт армии или ее высшего руководства с гражданскими властями. Второй конфликт может быть следствием или развитием первого.

Впрочем, в уже цитировавшейся теоретической работе о военных мятежах Жаклин Джонсон описывается еще один тип мятежей. Они связаны с зацикленностью гражданской власти на задаче предотвращения возможного переворота. Для сведения этого риска к минимуму политические власти сами создают или намеренно усиливают проблемы координации вооруженных сил, то есть, попросту говоря, разногласия и конфликты в армии, которые в конце концов ведут к мятежу. И это весьма похоже на российский случай. Подогревая или никак не смягчая конфликт Пригожина с руководством Министерства обороны, Кремль затем согласился на подчинение ЧВК «Вагнер» министерству, но не предпринял усилий по координации этого процесса. Пригожин же имел основания считать, что решение в пользу министерства для Путина является вынужденным и стратегически дискомфортным. О чем, по всей видимости, он получил и прямые сведения от своих источников.

Так или иначе, военный мятеж, если он случился, — это признак слабого государства, сходятся во мнении исследователи. Чем бы он ни был спровоцирован, существенны те институциональные условия, которые сделали его возможным. А его взрывной эффект — эффект прорыва статус-кво — обнажает обстоятельства, существование которых мы могли раньше лишь предполагать, но которые были надежно зацементированы верой в «стабильность режима». Их два.

Во-первых, мятеж обнажил наличие в окружении Путина и в его системе власти внутренних расколов, связанных с сознательной политикой «разделенной» элиты, но сегодня находящихся в той стадии, когда они могут выходить из-под контроля, а «верховный арбитр» не способен их разрешить аппаратным путем.

Во-вторых, готовясь к решительной схватке с военным руководством, Пригожин начал искать публичную поддержку (видеообращения, поездки по регионам), что является категорическим табу для элитных конфликтов в устойчивых авторитаризмах. При этом очень скоро выяснилось, что наибольший отклик вызывает критика с милитаристски-консервативных позиций не только высшего военного руководства, но и самой войны и поводов к ее началу. Это обстоятельство вскрыло двусмысленность и ненадежность того статус-кво лояльности войне, которую камуфлировал милитаристский раж официоза и пропаганды. А очевидные симпатии части публики к Пригожину обнажили шаткость и условность позиций Путина как лидера «российского патриотизма» и потенциал «альтернативного патриотизма», нелояльного войне и ее риторике.

По сути, перечисленные выше обстоятельства — переход управляемого конфликта внутри правящей коалиции в неуправляемый и появление признаков раскола в общественном мнении — это и есть основные предпосылки столь любимого теперь журналистами «раскола элит». Не сам раскол, а предпосылки, которые могут в перспективе в него превратиться, если общественный запрос на альтернативу будет расширяться и приобретать видимые черты. Это, на самом деле, не так много, но несравнимо больше, чем было еще позавчера.