Вовне и внутри: чему учит и не учит опыт оппозиции в изгнании

В отличие от военных хунт Аргентины и Чили, правления Фердинанда Маркоса на Филиппинах, а также современных диктатур, наподобие режимов Абделя Фаттаха ас-Сиси в Египте или Башара Асада в Сирии, в путинской России еще сравнительно немного политзаключенных, а российские спецслужбы пока массово не убивают и не похищают несогласных. Тем не менее, с начала полномасштабной войны в Украине путинский режим в большей степени управляется страхом, нежели пропагандой: в стране искоренены несистемная оппозиция и независимые СМИ, репрессивно ограничены свобода слова и свобода собраний. Независимые политики либо в тюрьме, либо в эмиграции без возможности вернуться из-за риска политического преследования. Но что может сделать оппозиция в изгнании — какие вызовы, риски и возможности перед ней открываются?

Режим против оппозиции 

Стандартная стратегия диктатур в отношении политических оппонентов, выдавленных из страны, — продемонстрировать их нелояльность обществу и государству, пишет в своей книге «Фронтир лояльности: политические изгнанники в эпоху национального государства» профессор Тель-Авивского университета Йоси Шайн. Власти утверждают, что цели оппозиции прямо противоречат «национальным интересам», что она имеет тесные связи с иностранными правительствами или ведет всю свою деятельность в интересах других государств. Смысл этих шагов в том, чтобы лишить оппозицию легитимности на родине, сократить число ее активных сторонников и ограничить мобилизационные возможности. Преимущество этой стратегии для диктатуры в том, что ее мишень, действительно, находится за границей, пользуется защитой иностранных правительств и зачастую вынуждена принимать их помощь, чтобы продолжать свое существование. В этих условиях защитная стратегия оппозиции обычно состоит в том, чтобы, в свою очередь, отказывать в легитимности правящей элите. 

Помимо делегитимации эмигрировавших политиков в качестве акторов «домашней» политической сцены, авторитарные режимы также сознательно подогревают раскол по линии «уехавшие — оставшиеся», вбивая клин между эмигрировавшими активистами и их потенциальными сторонниками внутри страны. Например, правительство Аугусто Пиночета называло эмиграцию соратников свергнутого президента Сальвадора Альенде «золотым исходом» и рисовало их людьми, которые только и мечтали о том, чтобы поскорее сбежать из страны и наслаждаться жизнью за границей. В ходу у чилийской пропаганды были такие ярлыки, как «перебежчики» и «иностранные агенты». Ливийский диктатор Муаммар Каддафи называл своих оппонентов «агентами Америки», «врагами ливийского народа» и т.п. 

Популярное оружие диктатур против политических оппонентов в изгнании — транснациональные репрессии: давление на оставшихся в стране близких, конфискация собственности, заочные судебные преследования, объявление в международный розыск, пропагандистские кампании, кибератаки, слежка, инфильтрация агентов спецслужб, отказы в консульском обслуживании, лишение гражданства, угрозы, похищения, убийства. Например, власти Турции отказываются обновлять заграничные паспорта сторонникам Фетхуллаха Гюлена в представительствах страны за рубежом. Недавно принятый в Беларуси закон позволяет режиму Александра Лукашенко лишать гражданства людей, находящихся за границей и заочно осужденных по «экстремистским» (читай — политическим) статьям. Власти Китая используют официально разрешенную в стране социальную сеть WeChat, чтобы напрямую рассылать угрозы политическим активистам. Еще больше примеров можно встретить в докладах Amnesty International, Freedom House и Human Rights Watch. 

Главная цель транснациональных репрессий — подорвать желание оппозиции бороться с режимом. Они призваны создать в среде активистов атмосферу страха и взаимного недоверия, что неминуемо сказывается на сплочении оппозиции за пределами страны. Дана Мосс пишет в книге о влиянии «внешней» оппозиции на «арабскую весну», что транснациональные репрессии были главной причиной, почему до «весны» ни ливийские, ни сирийские мигранты не стремились к тому, чтобы взаимодействовать друг с другом на политической почве. Например, один из проживающих в Великобритании ливийцев говорил ей: «[Мы] делали все инкогнито. Когда мы организовывали демонстрации, мы всегда были в масках. Мы не показывали наши лица», имея в виду угрозу со стороны ливийских спецслужб, которые в 1980–1990-х годах неоднократно убивали противников Муаммара Каддафи на британской территории. Другой респондент исследовательницы, сирийский студент из Лондона, выросший в семье без диссидентского бэкграунда, признавался, что «режим [Башара Асада] заставил нас бояться друг друга, потому что ты не знаешь, кто работает на него».

Оппозиция против оппозиции

Несмотря на то, что сопротивление диктатуре должно сплачивать оппозицию в изгнании, противоречия вокруг политических вопросов в ней совсем не редкость. В конце 1970-х обострился конфликт между Союзом демократических филиппинцев и «Друзьями филиппинского народа» — базировавшимися в США организациями, которые объединяли противников филиппинского диктатора Маркоса и введенного им в 1972 году военного положения. Одни считали, что бороться с Маркосом нужно посредством протестов и других акций прямого действия, другие предпочитали более умеренные инструменты, вроде лоббирования интересов филиппинской оппозиции внутри США. Конфликт подорвал финансовую поддержку обеих организаций и нанес урон их репутации. 

Политические расколы, которые активисты Ливии, Сирии и Йемена увезли с собой в эмиграцию, сдерживали потенциал их коллективных действий вплоть до начала «арабской весны». Ливийскую оппозицию раскалывал вопрос о возможности сотрудничества с режимом Муаммара Каддафи. Внутри нее кристаллизовались две группы: принципиальная оппозиция ни на каких условиях не была готова сотрудничать с властями Ливии, в то время как реформисты допускали компромиссы с режимом. Раскол обострился в 2000-е годы на фоне попыток Каддафи и его сына Саифа аль-Ислама улучшить имидж страны на мировой арене. В свою очередь сирийская оппозиция диктатуре Башара Асада была расколота на несколько враждовавших фракций: сирийских курдов, либералов и активистов «Братьев-мусульман». Оппозиция президенту Йемена Али Абдалле Салеху была представлена сепаратистами с юга и северянами — сторонниками единого государства. 

Помимо конфликтов вокруг политических вопросов оппозицию в изгнании могут разделять организационные противоречия. Пролиферация оппозиционных групп, соперничество между ними, продвижение активистами личных брендов в ущерб общей задачи сопротивления диктатуре — проблемы, с которыми столкнулись противники сирийского диктатора Асада после начала протестов в 2011 году. Ассоциация Западного Курдистана, «Братья-мусульмане» и организации, объединявшие сирийских арабов, никак не могли разрешить между собой многочисленные формальные противоречия: какие флаги использовать на протестных акциях, договариваться ли об общей повестке или преследовать свои собственные интересы и т.д. Организационные конфликты подрывали солидарность и взаимное доверие среди противников диктатуры Асада, рождали личные обиды, препятствовали объединению, пишет Дана Мосс. 

Как показывает исследование онлайн-активности венесуэльских оппозиционеров, покинувших страну после прихода к власти Николаса Мадуро, эмиграция отдалила их от локальной повестки. Джейн Эсберг и Александра Сигел изучили более пяти миллионов твитов, написанных 357 венесуэльскими диссидентами, 94 из которых оказались в эмиграции. Они обнаружили, что находящиеся за границей противники Мадуро уделяют больше внимания лоббистским инструментам в принимающих странах, призывая иностранные государства к прямому воздействию на Венесуэлу, и меньше — организации кампаний внутри Венесуэлы, реже обращаются к локальным проблемам, вызывающим отклик у венесуэльского населения, и становятся еще более радикальными в отношении к режиму, чем раньше. Причина в том, что в изгнании оппозиция интернационализирует свои контакты, сталкивается с необходимостью взаимодействовать с аудиторией принимающих стран, а также ослабляет связи с оставшимися в стране активистами.

Оппозиция против режима

Находясь в изгнании, политическая оппозиция получает права и свободы, которых у нее не было на родине, а также — относительную безопасность. Пользуясь этими возможностями, она может влиять на положение дел «дома»: координировать активистов, поддерживать контакты со сторонниками, помогать политическим заключенным и членам их семей, распространять информацию о преступлениях режима, организовывать протесты, конструировать альтернативное видение национальной идентичности для соотечественников. Оппозиция может также найти ресурс для своей деятельности в тех согражданах — активистах, ученых, правозащитниках, журналистах, — которые также уехали из-за своих взглядов и готовы участвовать в борьбе с авторитарным режимом на родине. Наконец, у оппозиции в изгнании появляются широкие возможности взаимодействовать с внешними акторами — принимающими странами, международными организациями, мировыми СМИ. 

В 1973 году военная хунта во главе с Аугусто Пиночетом захватила власть в Чили и начала преследование сторонников свергнутого президента Альенде. Спасаясь от репрессий, около 200 тыс. человек (2% населения), включая множество активистов, покинуло страну. Чилийская оппозиция смогла организоваться в Западной и Восточной Европе, Латинской Америке и США. Взаимодействуя с элитами принимающих стран, чилийцы призывали их обращать внимание на преступления хунты и оказывать чилийской оппозиции поддержку в борьбе с ней. В том числе под влиянием активности чилийской диаспоры, США оказали давление на чилийское правительство, чтобы оно ослабило цензуру и репрессии перед референдумом 1988 года о продлении полномочий Пиночета, а также выделили материальную помощь оппозиции внутри страны для наблюдения за ходом голосования. Результат плебисцита — 56% граждан отказали Пиночету в доверии — положил конец военной диктатуре. Кроме работы с иностранными правительствами, чилийская оппозиция в изгнании боролась с цензурой на родине, распространяя среди сторонников-эмигрантов листки из телефонных книг, чтобы те могли связываться с чилийцами и рассказывать им о преступлениях пиночетовского режима. С той же целью оппозиция рассылала письма по случайным адресам. 

В схожем с чилийцами положении оказались филиппинские активисты после объявления Фердинандом Маркосом в стране военного положения. Под его предлогом Маркос уничтожил политическую оппозицию и разгромил независимые СМИ. Аресты, пытки, исчезновения и политические убийства стали обыденностью. Многие политики и активисты были вынуждены уехать. Подавляющее большинство из них переехало в США. Находясь в Штатах, филиппинская диаспора подготовила почву для того, чтобы Вашингтон убедил филиппинского диктатора не сопротивляться массовым протестам, которые вспыхнули после проигранных им в 1986 году президентских выборов, и покинуть свой пост. Находившиеся в Штатах активисты также издавали Philippine Information Bulletin, который рассказывал американской аудитории о преступлениях режима Маркоса, о сопротивлении ему и преследовании филиппинской оппозиции внутри страны. 

Находясь в изгнании, оппозиция может готовить почву для протестной мобилизации. После государственного переворота 2013 года в Египте генерал Абдель Фаттах ас-Сиси установил, в терминологии Гуриева-Трейсмана, «диктатуру страха», в которой террор и репрессии доминируют над пропагандой и информационными манипуляциями. Военный режим уничтожил оппозицию и независимые СМИ, тысячи несогласных столкнулись с пытками или лишились свободы, сотни были убиты. Страну покинули как многочисленные активисты «Братьев-мусульман», так и представители интеллигенции, которые выступали против демонтажа демократических институтов военными. Несмотря на чрезвычайно высокий уровень репрессией, показало недавнее исследование, именно египетская оппозиция смогла мобилизовать массовый протест против диктатуры ас-Сиси в сентябре 2019 года. Кампанию против него запустил находившийся в Испании египетский диссидент Мухаммед Али, а ключевую роль в ней сыграли египтяне, проживающие за пределами страны, главным образом, в Турции, Катаре и Великобритании. Мигранты были ключевым звеном в распространении информации о коррупции египетского президента среди широкой аудитории в самом Египте. Блокировка интернет-мессенджеров, а также массовые произвольные аресты, сопровождавшиеся избиениями, позволили, однако, ас-Сиси справиться с недовольством.

Возможности и вызовы российской оппозиции

Все еще низкий уровень изоляции Рунета позволяет российской оппозиции в изгнании координировать своих сторонников внутри страны и распространять информацию о преступлениях путинского режима. Например, сторонники Навального в октябре 2022 года объявили об открытии «Штабов Навального» «против Путина, войны и мобилизации», чтобы поддерживать связь с активистами внутри России. А инструмент, разработанный для координации активистов в рамках работы обновленных «Штабов», начали использовать движение «Весна» и Феминистское антивоенное сопротивление. Сложно сказать, насколько успешна эта инициатива, — «Команда Навального» не часто говорит о ней публично. В то же время российские власти воспринимают ее всерьез, о чем говорит арест в Москве двух студентов НИУ ВШЭ, якобы сотрудничавших со «Штабами».

Несмотря на то, что YouTube — единственный сохранившийся в России ресурс взаимодействия с широкой аудиторией — пока не заблокирован, оппозиции вряд ли удастся в настоящий момент «дотягиваться» до россиян, поддерживающих Путина или войну. Исследователи считают, что медиапотребление в РФ устроено по принципу «эхо-камер» — те, кто лоялен режиму, не следят за новостным и политическим контентом, который идет вразрез с их убеждениями. В то же время контакт с лоялистами — важная задача для противников режима. Из исследования, сделанного год назад, мы знаем, что столкновение с антивоенной позицией сокращает оптимизм сторонников войны относительно распространенности провоенных взглядов. А информация о том, что Путин может быть не популярен, сама по себе снижает рейтинг его одобрения. Достучаться до лоялистов — цель недавней «Антивоенной агитационной кампании» «Команды Навального». 

Для оппозиции за рубежом важно проявлять солидарность с настроенными против войны россиянами, остающимися в России. Находясь в обществе, пропитанном страхом, где открытый протест против преступлений режима невозможен без риска высоких персональных издержек, им важно понимать, что есть политические силы, занимающие их сторону, транслирующие их взгляды и конструирующие идентичность, которую они готовы были бы принять. Удачный пример солидарности российской оппозиции и независимых СМИ с антивоенным движением внутри страны — марафон в поддержку политических заключенных «Ты не один». 

В то же время оппозиции важно взаимодействовать и с теми, кто уехал и готов включиться в активную политическую деятельность из-за рубежа. Сотрудничество с политическими элитами других стран и международными организациями — важный для оппозиции канал лоббирования санкций в отношении режима Путина и рычаг влияния на принятие решений в интересах своих сторонников, покинувших Россию. Взаимодействие с иностранными элитами позволит заработать репутацию на Западе, финансовая и консультационная помощь которого будет нужна, когда и если в России сложатся условия для построения демократии. 

Дебаты о будущем постпутинском институциональном устройстве, скорее всего, будут поляризующими. Так, иракскую оппозицию, выдавленную диктатурой Саддама Хусейна за границу, разобщали вопросы, касавшиеся дизайна политических институтов и распределения постов, хотя ни на то, ни на другое влиять в тот момент она не могла. Однако, кажется, российская оппозиция могла бы единодушно и громко обозначить базовые принципы политического устройства после Путина: уважение политических и гражданских свобод, верховенство закона, плюрализм, децентрализация. Первый шаг в этом направлении был сделан с принятием в Берлине Декларации российских демократических сил. 

Всем группам оппозиции следует больше внимания уделять тому, что их объединяет: неприятию войны, опыту репрессий, сопротивлению диктатуре. Как показывает в своей недавней монографии Элизабет Нугент, политические конфликты являются источником эмоциональной поляризации, которая, в свою очередь, становится преградой для коллективных действий в настоящем и будущем. Например, после свержения режима Бен Али в 2011 году тунисской оппозиции удалось преодолеть разногласия и договориться о тексте новой конституции. Компромиссу помогло то, что и исламисты из Партии возрождения, и представители секулярных партий разделяли общий опыт репрессий, который они пережили при прошлом режиме. В то же время египетской оппозиции в схожих условиях (президент Египта Хосни Мубарак был свергнут в том же 2011 году) договориться не удалось. Партия свободы и справедливости (политическое крыло «Братьев-мусульман») систематически игнорировала интересы секулярных партий в ходе работы над Основным законом. Причиной была обида исламистов на своих оппонентов за то, что те почти не пострадали от режима Мубарака. В итоге, принятая в декабре 2012 года конституция не имела поддержки за пределами сторонников «Братьев-мусульман». Весной 2013 года в Египте начались протесты против Мухаммеда Мурси, избранного президента Египта и лидера «Партии свободы и справедливости», которые за два месяца вылились в военный переворот, приведший к власти генерала ас-Сиси.

Активность оппозиции из-за рубежа сама по себе едва ли способна оказать решающее влияние на динамику политического режима, которому она противостоит. Диктатуры Пиночета и Маркоса долгое время пользовались поддержкой большинства. Оба режима обещали «стабильность» и первое время, действительно, справлялись с внутренними проблемами. В то же время экономические кризисы подорвали поддержку этих диктатур и позволили оппозиции капитализировать усилия, которые она годами прилагала для политизации граждан, помощи политзаключенным и работы с элитами и населением принявших ее государств. Оппозиция диктатурам Ближнего Востока и Северной Африки не могла влиять на политические процессы в своих странах из-за границы, пока «арабская весна» не вызвала волну массовых антирежимных демонстраций, прошедшую от Туниса до Йемена.

Примеры, которые дает история авторитарных режимов, показывают, что восприимчивость россиян к альтернативной информации и протесту будет тем выше, чем с бóльшим количеством внутренних проблем столкнется путинская диктатура.  Это могут быть как экономические трудности или военные неудачи, так и непредсказуемые из сегодняшнего дня политические кризисы. Если оппозиции выпадет шанс принять участие в построении новой России, то к нему нужно быть готовым и подойти без раскалывающих внутренних конфликтов.